– Так. Еще раз. После того, как твоя жена погибла, ты ушел в изгнание. И сколько времени ты в нем провел?
– Не знаю. Лет пятнадцать. Может двадцать.
Я сидел между корней многовекового дерева, опершись спиной о его ствол, и водил черным от угля пальцем по листу бумаги.
– Двадцать?! Я понимаю, для императорского бастарда это совсем немного, но что ты делал все это время?
Я исподлобья взглянул в черные, без зрачков, глаза собеседника.
– Охотился, – ответил я.
– Охотился? На того, кто растерзал твою жену?
Я, не меняясь в лице, несколько секунд держал взгляд, но затем вернул его назад на бумагу, ничего не ответив и не выдержав пристальный немигающий взор.
– И как успехи? Смог его выследить? Убить?
– Выследить – да. Убить – нет.
Я сделал пальцем завершающий штрих. Окинул взглядом свою работу и показал ее натурщику.
– Хм. Очень неплохо. Только вот перья не такие бесподобно блестящие, как у меня.
Я посмотрел на свою картину, а затем на ворона, что пристроился на камне недалеко от меня. Угольно-черная птица сидела ко мне боком, наклонив голову, и без единого движения смотрела мне в глаза. Она была на порядок крупнее обычного ворона. И на несколько порядков умнее. Наверное, даже умнее многих людей. В остальном же выглядела как обычный представитель своего вида.
Через несколько дней после того, как я наконец-то смог увидеть призрак И́ду, она сообщила мне о том, что мне дадут своего ворона, который будет следить за моим испытанием. Ведь момент, когда я смогу увидеть своих собственных призраков – лишь вопрос времени. И, когда я их увижу, это будет значить, что мое обучение подходит к концу. После пройденного испытания я перестану быть бастардом, и император признает меня как своего сына. А ворон, чье имя было Крон, и который, по правде говоря, мне не особо нравился, станет моим вечным спутником.
(Готов ли ты к такому? В твоих мыслях и так полный кавардак. А тут вдобавок болтливый ворон.)
– Неизбежные издержки, – пробубнил я себе под нос.
– Кар? – мне показалось, что ворон приподнял бровь, – А, ну да. Моур говорил, что у тебя не все в порядке с головой.
Моур. Еще один ворон. У каждого сына и дочери императора есть свой. И И́ду не исключение. Но я лишь изредка видел, как они недолго беседуют, после чего Моур снова надолго пропадал.
– И́ду говорит, это пройдет.
– Будем надеяться, – сказав это, Крон взмахнул крыльями и перелетел с камня на выступающий корень сбоку от меня, уставившись на рисунок, – Да, у тебя талант. Было бы очень грустно, если бы ты погиб на испытании. Ведь ты можешь нарисовать еще столько прекрасных картин прекрасного меня.
(Красное смешивается с зеленым, синее с желтым. Получаются веселые лицемерие цвета, или всего лишь грязь? Ты им не веришь, и это правильно. Они тебе лгут. Есть только черный, без всяких примесей, чистый и искренний. И ты это знаешь. Посмотри на свои мозолистые пальцы. Уголь лежит на них также идеально, как твой бесполезный деревянный меч лежит в руке. Черный уголь. Бесцветный мрак. Помни, что он всегда будет твоим союзником.)
Я смотрел на портрет Крона, где угольные линии острыми углами образовывали его профиль. Я смотрел на рисунок и сквозь него. Я всеми силами пытался игнорировать осязаемые голоса, которые, несмотря ни на что, со временем не становились менее хаотичными.
– Тебе нужно больше времени уделять призракам, и меньше – их голосам, – Крон наклонил голову, и смотрел мне в глаза.
– Для советов у меня есть И́ду, – я свернул рисунок в рулон и засунул его в тубус.
– Это да. Но послушай старого мудрого ворона, – Крон соскочил с корня и попрыгал за мной, когда я поднялся, – ты не должен слышать призраков, потому что ты и есть эти призраки.
– Уже слышал от учителя.
– Даже люди севера называют сынов императора призраками, а небесные люди стараются избегать встречи с ними. Как же ты будешь внушать им страх, если не будешь призраком? Если ты будешь только слышать свои дурацкие призрачные голоса?
Надоедливая болтовня вместо мелодичного перебора струн. Я сидел так же, как сидел до этого множество раз, мои пальцы аккуратными движениями оставляли угольные линии на бумаге, как оставляли множество раз до этого. Но теперь, когда у меня вновь появилась натура, в мои мысли хлынули счастливые воспоминания. Счастливые, и горькие оттого, что это уже не вернуть. Она сидела на камнях в летнем платье, ее пальцы бегло перескакивали с одной струны на другую, она улыбалась мне. И от этой улыбки мне теперь было невыносимо.
Я встал, сунул ноги в сандалии, перекинул тубус через плечо, и, стараясь не обращать внимания на ворона, пошел к палатке. Он скакал по земле чуть позади меня и не останавливаясь болтал. Пусть он меня порядком раздражал, но надо отдать ему должное – его бесконечная болтовня не позволяла голосам занять мой разум.
Я возвращался на нашу стоянку. В свободные от тренировок часы я часто уходил по звериным тропам вглубь леса. Поохотиться или же порисовать. Порой я по несколько часов выслеживал зверя просто для того, чтобы перенести его на бумагу, а не убить. Но с Кроном это было бы проблематично. Самое большее, на что его хватало – это двадцать минут. Поэтому сегодня мой висевший за спиной лук так и остался не использованным. Оставалось только рисовать одного единственного зверя, который не убегал от голоса Крона. Его самого.
–… большая ответственность, как Сына императора. Как ученика И́ду. В конце концов, как моего вечного спутника.
– Ге! Вот и ты, – подойдя к лагерю, я обнаружил, что И́ду собирает свою палатку, – собирай вещи, нам предстоит дорога.
– Кар! Я удивлен, что вы стояли здесь столько времени, – Крон уселся на ветку.
Действительно. Мы редко когда останавливались с учителем больше, чем на пару дней. Но здесь, возле обрыва, на этой поляне, мы задержались почти на две недели.
– Мне нравился вид, – коротко ответила И́ду, обвязывая ткань палатки веревкой, – И мы бы остались здесь еще, но нам пора в путь.
Она взглянула на меня через плечо.
– Недалеко видели монстра, из всех сыновей мы ближе всего, – она ждала мою реакцию, – он станет твоим испытанием.
– Считаешь, я готов?
– Пока нет. Но путь займет время. И за него ты научиться видеть своих призраков. Больше выносливости, чуть больше силы, – она вынула из-за пазухи записную книжку, несколько секунд бегала глазами по ее строкам, бросила взгляд на меня, затем снова на строки, – удвоенные ночные тренировки.
Она начала что-то чиркать в книжке, очевидно составляя план тренировки.
– Нда, не завидую, – злорадно прокаркал ворон, затем подпрыгнул, взмахнул крыльями и взлетел, задев крылом мои волосы.
Я смотрел вверх, как он кружит над нашими головами. Солнце в горах садится рано, и сейчас оно уже скрылось за перевалом, оставив красные порезы на небе и золотую фольгу на склоне гор. Я чувствовал волосками своей кожи, как воздух становился холоднее с каждой секундой. Я чувствовал запах засыпающей листвы. Я ощущал ступнями, как холодеет земля. Я слышал, как крылья ворона режут сгущающееся пространство. В такие редкие моменты я был во власти своих ощущений, и я мог наслаждаться ими, пока в мои мысли не лезут ни посторонние, ни я сам. Я зачарованно наблюдал за полетом ворона, зная, что тишина исчезнет в любой момент.
(Они тебе не друзья, ты же помнишь? Ни сестра, ни ворон. Сестра – лишь инструмент для твоей мести, а ворон – неизбежная издержка. Помни, чего тебя лишили. Помни, кто в этом виноват.)
(Виноват тот монстр, и больше никто. Нет смысла винить ни себя, ни остальных.)
– Собирайся, – сестра кивнула мне на палатку.
Я сгреб палатку в кучу вместе со всем содержимым. Обмотал ее веревкой, повесил на плечи. Когда я закончил, я направился вслед за И́ду, к колоколу. Сестра усилием одной руки вытащила древко колокола из земли и закрепила за спиной. Колокол тихо и послушно позвякивал при ее шагах. Она прошлась по краю обрыва туда и обратно, затем остановилась, встав ко мне спиной вполоборота.
– Готов к ночной пробежке? – она ухмыльнулась и, не дожидаясь ответа, спрыгнула вниз.
Я рванул к обрыву. Я посмотрел вниз и увидел, как И́ду перепрыгивает с камня на камень, цепляется рукой за корни, скользит по ним все ниже. Никаких показных бесполезных акробатических трюков, и без них ее движения были плавны и красивы, а самое главное – в них не было ничего лишнего. Она не мешкала и не раздумывала о следующем прыжке, а сразу прыгала.
Я с опаской смотрел вниз. Пусть я и не страдал недостатком ловкости, но спрыгивать с такого крутого обрыва не осмелился бы. Если бы не И́ду. Мне показалось, что на меня ехидно смотрит сверху Крон. Секунда промедления, и я, чуть разбежавшись, прыгаю вниз на камень. Четкое приземление. Следуя по пути И́ду, я сделал шаг, махнул ногой, и допрыгнул до толстых корней. Использовав их как точку опоры, я оттолкнулся ногами, долетел до противоположной стены и ухватился за выступ. Внизу был выступ поменьше. Теперь мне нужно было просто отпустить камень, пролететь пару метров и схватиться за него. Под моими ногами не было ничего, меня держали только пальцы. Мимолетное сомнение, но для него уже слишком поздно.
Я разжал пальцы. Я пролетел эти метры и схватился за камень. Но я весил больше чем И́ду, и если выступ выдержал ее вес, то мой – не смог. Он предательски откололся, оставшись у меня в руках. И я полетел вниз спиной. У меня не было шансов остановить падение.
(Клубящаяся пучина, нежное забытье. Но какова ирония, что это оказалось не безумие, а всего лишь скучная смерть. И такая глупая. Слишком глупая.)
Я чувствовал досаду. Я думал, что в крайнем случае погибну в бою с монстром, но смерть от гравитации… Перед моими глазами красное небо переливалось фиолетовыми, и я хотел в последний раз насладиться им. Но вдруг я заметил прозрачный синий силуэт, который шел по моему пути. Он скользил спиной по стене, но вместо того, чтобы зацепиться пальцами за уступ, он в последний момент оттолкнулся ногами, сделав прыжок вперед. И на секунду мне показалось, что он смотрит на меня.
(Еще не время умирать, Ге.)
Я понял, это мой призрак. Я могу занять его место. Я должен занять его место. Я собрал всю свою волю в кулак. Я представил, что бы я видел, окажись я на месте призрака. Как учила меня сестра. В глазах не переливающееся небо, а высота и земля за ней. Ветер касается не затылка, а моего лица. Кимоно не колышется по бокам, а развевается за спиной. Я представил, что находится слева и справа. Каждую неровность, каждый корень в трещине. Усилием воли я поверил в то, что я представляю. Что именно оно является реальностью.
А затем дикое головокружение, как у вусмерть напившегося пьяницы. Я не понимал, где верх, а где низ. Я ничего не мог сделать, застыл в одной позе, позволяя инерции делать со мной что ей вздумается. И она проносила меня через голубую дымку, хаотично крутила в пространстве, изредка показывая мне, как приближается земля. Но затем я почувствовал, как что-то с силой схватило меня за шиворот, стабилизируя вращение и меняя угол падения. Затем я почувствовал, как мои ноги касаются земли, и рефлекторно сгруппировался. Это слабо помогло – я кубарем прокатился по земле. Острые камни оставляли царапины и ссадины. Но крутой склон кончился ровным участком. Я лежал на нем не очень целый, но живой.
– Идиот! – ворон клюнул меня в голову, причем довольно сильно, – неуклюжий, как медведь.
– Ну-ну, полегче, Крон, – И́ду, звеня колоколом, опустилась надо мной, проверяя все ли кости целы – надо похвалить Ге. Увидел призрака – сразу занял его место.
– Если бы не я, это был бы единственный раз, когда у него так получилось, – Крон опять клюнул меня в голову.
Я закрылся руками от дальнейших клевков.
– Спасибо, но прекрати, – тело болело, хоть и не слишком сильно. Видимо, у Крона хватило сил замедлить мое падение.
– Благодаря своему решению, ты дал Крону время тебя поймать. Так что оно было не самым плохим. Хотя ты мог увидеть свой призрак раньше. Увидеть, как он срывается, и с самого начала не делать глупых шагов, – И́ду протянула мне руку, помогая встать. На этот раз она была необычайно многословна – она была рада, – но я не думала, что у тебя получится занять место призрака так скоро.